Содержание
777hawk
777hawk Родился в Иркутске. В 1978 году окончил физический факультет Иркутского государственного университета. В 1978—1980 годах служил в звании лейтенанта в Вооружённых силах в Прибалтийском военном округе. В 1980—1983 годах работал инженером электронно-вычислительного центра Восточно-Сибирского энергетического института (Иркутск), с 1983 по 1990 год — заведовал лабораторией медицинской кибернетики во Всесоюзном научном центре хирургии.
Церковное служение
В 1988 году принял крещение в озере Байкал; пришёл к православной вере под влиянием архиепископа Хризостома, тогдашнего иркутского правящего архиерея.
В 1990 году, после перевода владыки Хризостома на Виленскую кафедру, переехал в Литву и поступил в братию Свято-Духова монастыря города Вильнюса. Выполнял послушания библиотекаря, попечителя и духовника школы-интерната в Вильнюсе. 27 сентября 1990 года рукоположён в сан диакона. В 1991—1993 годах учился в Московской духовной семинарии по сектору заочного обучения.
13 апреля 1992 года был пострижен в монашество с именем Игнатий в честь своего любимого святого, святителя Игнатия (Брянчанинова). 10 мая 1992 года рукоположён во иеромонаха. С октября 1992 года — благочинный Свято-Духова монастыря. 2 ноября 1997 года указом Святейшего Патриарха Алексия II возведён в сан игумена.
26 февраля 1998 года на заседании Священного Синода по рекомендации владыки Хризостома определён на Петропавловскую кафедру. 1 марта 1998 года в Успенском соборе Московского кремля возведён в сан архимандрита.
На Петропавловской кафедре
В том же году в составе экипажа атомного подводного крейсера «Томск» совершил переход подо льдами Северного Ледовитого океана, являясь духовником и корабельным священником (это уникальный случай в истории современного российского флота).
В сентябре 2003 года участвовал в подводном переходе из Приморья на Камчатку в составе экипажа атомного подводного крейсера стратегического назначения К-433 «Святой Георгий Победоносец». Перед походом Владыка прошел всю необходимую подготовку и был включен в экипаж специальным приказом Главкома ВМФ России. Во время перехода 11 моряков подводников приняли православное крещение.
В феврале 2004 года вместе с другими дальневосточными архиереями подписал обращение к президенту России В. В. Путину [2] , где был выражен протест против возможной передачи Японии островов Малой Курильской гряды.
Экспертный совет Русского биографического института присудил владыке Игнатию премию «Человек года — 2005» в номинации «Религия».
8 февраля 2008 года первым из действующих архиереев Русской Православной Церкви создал персональный блог.
5 апреля 2008 года архиепископ Игнатий совершил Божественную литургию на Северном полюсе; он входил в состав полярной экспедиции, маршрут которой проходил из Мурманска через полярную станцию «Барнео». Во время литургии был рукоположён во иерея диакон Роман Никитин, на месте служения литургии установлен Поклонный крест.
На Хабаровской кафедре
22 марта 2011 года назначен архиепископом Хабаровским и Приамурским [4] . В интервью архиепископ отметил, что перевод в Хабаровск стал для него неожиданностью: «Конечно, жаль покидать Камчатку. Но Патриарху Московскому и всея Руси Кириллу виднее, где я больше смогу сделать на благо православия» [5] .
С 6 октября 2011 года — глава новообразованной Приамурской митрополии, в связи с чем 8 октября в Успенском соборе Троице-Сергиевой лавры возведён в сан митрополита [6] .
27 ноября 2014 г. в Московском городском психолого-педагогическом университете митрополит Хабаровский и Приамурский Игнатий защитил диссертацию на соискание ученой степени «кандидат психологических наук». Название темы диссертации, представленной к защите: «Модель акмеологического развития пастыря».
На Аргентинской кафедре
3 июня 2016 года назначен митрополитом Аргентинским и Южноамериканским. 18 июня прибыл в Буэнос-Айрес .
О нем обязательно скажут то, что говорили и писали про Наталью Поклонскую. А может и того круче. Почему? Да все дело в том,что именно в бытность митрополита Игнатия епископом Петропавловским и Камчатским в 2006 году в его молельной комнате мироточило бронзовое изваяние (бюст) Иисуса Христа.
Отрывок, характеризующий Игнатий (Пологрудов)
Пьер вдруг тяжело вздохнул и повалился своим тяжелым телом на диван, подле князя Андрея. – В Наташу Ростову, да? – сказал он. – Да, да, в кого же? Никогда не поверил бы, но это чувство сильнее меня. Вчера я мучился, страдал, но и мученья этого я не отдам ни за что в мире. Я не жил прежде. Теперь только я живу, но я не могу жить без нее. Но может ли она любить меня?… Я стар для нее… Что ты не говоришь?… – Я? Я? Что я говорил вам, – вдруг сказал Пьер, вставая и начиная ходить по комнате. – Я всегда это думал… Эта девушка такое сокровище, такое… Это редкая девушка… Милый друг, я вас прошу, вы не умствуйте, не сомневайтесь, женитесь, женитесь и женитесь… И я уверен, что счастливее вас не будет человека. – Но она! – Она любит вас. – Не говори вздору… – сказал князь Андрей, улыбаясь и глядя в глаза Пьеру. – Любит, я знаю, – сердито закричал Пьер. – Нет, слушай, – сказал князь Андрей, останавливая его за руку. – Ты знаешь ли, в каком я положении? Мне нужно сказать все кому нибудь. – Ну, ну, говорите, я очень рад, – говорил Пьер, и действительно лицо его изменилось, морщина разгладилась, и он радостно слушал князя Андрея. Князь Андрей казался и был совсем другим, новым человеком. Где была его тоска, его презрение к жизни, его разочарованность? Пьер был единственный человек, перед которым он решался высказаться; но зато он ему высказывал всё, что у него было на душе. То он легко и смело делал планы на продолжительное будущее, говорил о том, как он не может пожертвовать своим счастьем для каприза своего отца, как он заставит отца согласиться на этот брак и полюбить ее или обойдется без его согласия, то он удивлялся, как на что то странное, чуждое, от него независящее, на то чувство, которое владело им. – Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я могу так любить, – говорил князь Андрей. – Это совсем не то чувство, которое было у меня прежде. Весь мир разделен для меня на две половины: одна – она и там всё счастье надежды, свет; другая половина – всё, где ее нет, там всё уныние и темнота… – Темнота и мрак, – повторил Пьер, – да, да, я понимаю это. – Я не могу не любить света, я не виноват в этом. И я очень счастлив. Ты понимаешь меня? Я знаю, что ты рад за меня. – Да, да, – подтверждал Пьер, умиленными и грустными глазами глядя на своего друга. Чем светлее представлялась ему судьба князя Андрея, тем мрачнее представлялась своя собственная. Для женитьбы нужно было согласие отца, и для этого на другой день князь Андрей уехал к отцу. Отец с наружным спокойствием, но внутренней злобой принял сообщение сына. Он не мог понять того, чтобы кто нибудь хотел изменять жизнь, вносить в нее что нибудь новое, когда жизнь для него уже кончалась. – «Дали бы только дожить так, как я хочу, а потом бы делали, что хотели», говорил себе старик. С сыном однако он употребил ту дипломацию, которую он употреблял в важных случаях. Приняв спокойный тон, он обсудил всё дело. Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись. – И это последнее мое слово, знай, последнее… – кончил князь таким тоном, которым показывал, что ничто не заставит его изменить свое решение. Князь Андрей ясно видел, что старик надеялся, что чувство его или его будущей невесты не выдержит испытания года, или что он сам, старый князь, умрет к этому времени, и решил исполнить волю отца: сделать предложение и отложить свадьбу на год. Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург. На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия. Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие. Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан. Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее: – Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал… Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась… На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно». Лакей хотел войти, чтобы убрать что то в зале, но она не пустила его, опять затворив за ним дверь, и продолжала свою прогулку. Она возвратилась в это утро опять к своему любимому состоянию любви к себе и восхищения перед собою. – «Что за прелесть эта Наташа!» сказала она опять про себя словами какого то третьего, собирательного, мужского лица. – «Хороша, голос, молода, и никому она не мешает, оставьте только ее в покое». Но сколько бы ни оставляли ее в покое, она уже не могла быть покойна и тотчас же почувствовала это. В передней отворилась дверь подъезда, кто то спросил: дома ли? и послышались чьи то шаги. Наташа смотрелась в зеркало, но она не видала себя. Она слушала звуки в передней. Когда она увидала себя, лицо ее было бледно. Это был он. Она это верно знала, хотя чуть слышала звук его голоса из затворенных дверей. Наташа, бледная и испуганная, вбежала в гостиную. – Мама, Болконский приехал! – сказала она. – Мама, это ужасно, это несносно! – Я не хочу… мучиться! Что же мне делать?… Еще графиня не успела ответить ей, как князь Андрей с тревожным и серьезным лицом вошел в гостиную. Как только он увидал Наташу, лицо его просияло. Он поцеловал руку графини и Наташи и сел подле дивана. – Давно уже мы не имели удовольствия… – начала было графиня, но князь Андрей перебил ее, отвечая на ее вопрос и очевидно торопясь сказать то, что ему было нужно. – Я не был у вас всё это время, потому что был у отца: мне нужно было переговорить с ним о весьма важном деле. Я вчера ночью только вернулся, – сказал он, взглянув на Наташу. – Мне нужно переговорить с вами, графиня, – прибавил он после минутного молчания. Графиня, тяжело вздохнув, опустила глаза. – Я к вашим услугам, – проговорила она. Наташа знала, что ей надо уйти, но она не могла этого сделать: что то сжимало ей горло, и она неучтиво, прямо, открытыми глазами смотрела на князя Андрея. «Сейчас? Сию минуту!… Нет, это не может быть!» думала она. Он опять взглянул на нее, и этот взгляд убедил ее в том, что она не ошиблась. – Да, сейчас, сию минуту решалась ее судьба. – Поди, Наташа, я позову тебя, – сказала графиня шопотом. Наташа испуганными, умоляющими глазами взглянула на князя Андрея и на мать, и вышла. – Я приехал, графиня, просить руки вашей дочери, – сказал князь Андрей. Лицо графини вспыхнуло, но она ничего не сказала. – Ваше предложение… – степенно начала графиня. – Он молчал, глядя ей в глаза. – Ваше предложение… (она сконфузилась) нам приятно, и… я принимаю ваше предложение, я рада. И муж мой… я надеюсь… но от нее самой будет зависеть… – Я скажу ей тогда, когда буду иметь ваше согласие… даете ли вы мне его? – сказал князь Андрей. – Да, – сказала графиня и протянула ему руку и с смешанным чувством отчужденности и нежности прижалась губами к его лбу, когда он наклонился над ее рукой. Она желала любить его, как сына; но чувствовала, что он был чужой и страшный для нее человек. – Я уверена, что мой муж будет согласен, – сказала графиня, – но ваш батюшка… – Мой отец, которому я сообщил свои планы, непременным условием согласия положил то, чтобы свадьба была не раньше года. И это то я хотел сообщить вам, – сказал князь Андрей. – Правда, что Наташа еще молода, но так долго. – Это не могло быть иначе, – со вздохом сказал князь Андрей. – Я пошлю вам ее, – сказала графиня и вышла из комнаты. – Господи, помилуй нас, – твердила она, отыскивая дочь. Соня сказала, что Наташа в спальне. Наташа сидела на своей кровати, бледная, с сухими глазами, смотрела на образа и, быстро крестясь, шептала что то. Увидав мать, она вскочила и бросилась к ней. – Что? Мама?… Что? – Поди, поди к нему. Он просит твоей руки, – сказала графиня холодно, как показалось Наташе… – Поди… поди, – проговорила мать с грустью и укоризной вслед убегавшей дочери, и тяжело вздохнула. Наташа не помнила, как она вошла в гостиную. Войдя в дверь и увидав его, она остановилась. «Неужели этот чужой человек сделался теперь всё для меня?» спросила она себя и мгновенно ответила: «Да, всё: он один теперь дороже для меня всего на свете». Князь Андрей подошел к ней, опустив глаза. – Я полюбил вас с той минуты, как увидал вас. Могу ли я надеяться? Он взглянул на нее, и серьезная страстность выражения ее лица поразила его. Лицо ее говорило: «Зачем спрашивать? Зачем сомневаться в том, чего нельзя не знать? Зачем говорить, когда нельзя словами выразить того, что чувствуешь». Она приблизилась к нему и остановилась. Он взял ее руку и поцеловал. – Любите ли вы меня? – Да, да, – как будто с досадой проговорила Наташа, громко вздохнула, другой раз, чаще и чаще, и зарыдала. – Об чем? Что с вами? – Ах, я так счастлива, – отвечала она, улыбнулась сквозь слезы, нагнулась ближе к нему, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его. Князь Андрей держал ее руки, смотрел ей в глаза, и не находил в своей душе прежней любви к ней. В душе его вдруг повернулось что то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость к ее женской и детской слабости, был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею. Настоящее чувство, хотя и не было так светло и поэтично как прежнее, было серьезнее и сильнее.